Прогулка пятая. Улица Юхнина

Улица Юхнина появилась на карте города после Великой Отечественной войны. На фотографии Сыктывкара 1946 года ее нет − ни единого дома в этих местах. А в середине 60-х тут уже бурлила жизнь. Квартал между улицами Орджоникидзе и Оплеснина был полностью «городской» − только двухэтажные деревянные дома

(исключая дом № 24 и здание автошколы на углу Юхнина и Орждоникидзе), в основном жилые. Почти все они (№ 19, 21, 26и др.) стоят и поныне,

за исключением дома №17, снесенного в 2014 году (во всяком случае, я обнаружил его отсутствие только летом этого года).

Правда, пара зданий (№ 22 и 24) внешне видоизменились благодаря модной обшивке стен.

Дом № 24, впрочем, со двора выглядит совсем не так презентабельно, как с фасада.

«Городская» двухэтажная застройка безраздельно господствовала и в небольшом квартале между улицей Орджоникидзе и Нагорным проездом. Все дома (№ 15, 17а и др.) были жилые.

Один из них, №18, на углу Юхнина и Нагорного проезда, представлял собой общежитие учащихся сельского профессионально-технического училища (само СПТУ находилось в соседнем квартале, на Юхнина, 22). Наиболее озорные окрестные городские пацаны время от времени приходили к общаге драться с СПТУшниками − вероятно, дабы доказать самим себе преимущество городского образа жизни над сельским. Лично для меня этот дом запомнился тем, что в юном возрасте, лет семи, мы с друзьями пришли к нему поиграть в куче песка, завезенного для ремонта общежития. В песке обнаружился здоровенный осколок стекла, коим я изрядно порезал свою левую ногу и каким-то чудом с дикими воплями, оставляя за собой кровавый след, стремглав пробежал стометровку, отделявшую меня от родного дома, после чего добрых две недели мог передвигаться только прыгая на одной ноге. (Шрам на ноге остался до сих пор, могу показать, если кто не верит).

В 2014 году на этом доме висел плакат, соответствующим образом характеризующий грамотность наших рекламных и туристических агентств и обещавший всем «сказАчное путешествие в Великий Устюг».

Впрочем, организаторы туров, быть может, хотели познакомить простодушных сыктывкарцев не со сказОчным Дедом Морозом, а с казаками?  Хотя со времен Семена Дежнева таковых в оном славном городе, кажись, не водилось… Дед Мороз, наверно, обиделся на дом №18 и наслал на него проклятие. Во всяком случае,  мартовским вечером 2015 года на крыше дома обнаружились темные фигуры (чем-то напоминающие то ли черта из «Вечеров на хуторе близь Диканьки», то ли инопланетян), деятельно сокрушавшие  кровлю.

А вскорости дом и вовсе разобрали.

Там, где Нагорный проезд соединяется с улицей Юхнина (примерно на месте торгового павильона, стоявшего там еще в 2014 году,

а в 2015-м снесенного, и располагавшихся за ним торговых точек,

тоже вскоре сгинувших,

по соседству с забором строившегося рынка, стоял длинный белый одноэтажный деревянный барак (вероятно, Юхнина, №13), разделенный на маленькие комнатушки. В одной из них жила семья моего одноклассника Валеры Сорвачева. Я побывал у него в гостях в самом конце 60-х. Впечатление от барака, помнится, было удручающее − при том, что сам я жил в двухэтажной «деревяшке» без газа, с плитой на кухне и титаном в ванной, которые топились дровами. Однако у нас были немалые блага цивилизации − паровое отопление, водопровод и канализация, коих обитатели барака с несчастливым номером были начисто лишены. На рубеже 60-х − 70-х барак снесли, и Валера Сорвачев вместе с другими переселился в двухэтажную «деревяшку» в другой части города (кажется, на Сысольском шоссе).

Остальная часть улицы Юхнина − от Нагорного проезда до улицы Красных партизан − представляла собой большую деревню с частными одноэтажными домами по обеим сторонам улицы. Три из них (№ 7, 9 и 11) сохранились до сегодняшнего дня.

На месте домов № 1, 3 и 5 − расположенное на нечетной стороне ул. Юхнина крыло панельного дома с адресом Красных партизан, № 57;

на четной стороне ул. Юхнина вместо домов № 2, 4, 6, 8, 10, 12 и 14 теперь простирается один-единственный панельный дом №2.

Заметным благом цивилизации на улице Юхнина середины 60-х был асфальт на проезжей части, который завершался, немного не доходя до улицы Красных партизан. Тротуары были деревянные (мостки).

Сейчас вряд ли кто вспомнит, что между Нагорным проездом и ул. Красных партизан существовал еще один проезд, имя которого прочно изгладилось из моей памяти (впрочем, не уверен, что я вообще его знал). Этот проезд начинался (или, наоборот, заканчивался) у Октябрьского проспекта, пересекал Юхнина там, где сейчас находится въезд на заднюю часть рынка, между небольшой частной «деревяшкой» (Юхнина, №7) и большим панельным домом (Красных партизан, № 57),

и обрывался в середине квартала, не доходя до улицы Карла Маркса. Вероятно, поначалу он тянулся от Карла Маркса (начинаясь примерно в проходе между нынешними домами 182 и 184) к Октябрьскому проспекту (в те времена, когда последний еще не был ни Октябрьским проспектом, ни даже улицей Гагарина, а являлся лишь безымянным продолжением улицы Мичурина, шедшим от города к селу Слобода). Но затем началось строительство каменных домов на Карла Маркса, потом − рынка, и выход на ул. Карла Маркса оказался перекрыт. Вообще слово «проезд» к этому промежутку между домами не очень подходит, поскольку, насколько я помню, проехать там можно было только на тракторе. Раз или два я в сухую погоду прокатился на велосипеде «Орлёнок» по тамошним колеям, рытвинам и ухабам, но решил, что это для меня чересчур экстремально.

В этом плане Нагорный проезд и улица Красных партизан, тоже лишенные твердого покрытия, были куда более привлекательны для велосипедных прогулок, хотя после дождей и там проехать было непросто. Вообще для любителей кататься на велосипеде (а к таковым относились все обитатели окрестных домов, даже не имевшие велосипеда: отвечать отказом на просьбу «Дай разок на велике скатиться» было неудобно, сочтут жадиной-говядиной) на Юхнина между улицами Орджоникидзе и Красных партизан в 60-е годы было сущее раздолье. Даже дошколят родители в выходные спокойно отпускали гонять по проезжей части на маленьких трех- и четырехколесных велосипедиках, поскольку машины сюда практически не заезжали − личных практически не было (одна-единственная «инвалидка» СМЗ да пара-тройка мотоциклов), а грузовые изредка появлялись только в рабочее время с материалами для строившегося рынка, да еще обитатели соседнего с нами «шоферского» дома (Юхнина, №20) порой заскакивали на своем автотранспорте перекусить в обеденный перерыв.

Ввиду практически отсутствовавшего уличного движения ребята прямо на проезжей части играли летом в волейбол, а зимой − в хоккей. В футбол играли во дворе − благо, там футбольными воротами исправно служили ворота в заборе, обычно закрытые на солидный засов. Во дворах же играли и в «ножички». На земле (асфальта, ясное дело, во дворах не было) чертился круг, и каждый играющий норовил кинуть нож в землю внутри круга таким образом, чтобы он воткнулся, и по направлению лезвия можно было «отрезать» для себя часть земли в круге. Кто первый отхватил себе всю землицу в круге, тот и победил. В прятки и лапту тоже играли во дворе, в жмурки − во дворе или даже в общем коридоре дома (в нашем доме он как раз был весьма просторный, и зимой там было вполне вольготно и тепло), а для игры в «чины» задействовали уже едва ли не весь квартал.

Если кто не помнит, суть игры в «чины» заключалась в следующем. На небольших бумажках писали два комплекта названий воинских чинов от солдата до генералиссимуса (помню, для краткости один из ребят записал сей высший воинский чин просто как «симус», чем вызвал насмешки более продвинутых участников). На одном комплекте «чинов» рисовали звезду, на другом − свастику, складывали всё в чью-нибудь кепку и перемешивали. Затем все участники (мальчишки и девчонки) доставали по одному «чину» и − в соответствии с обнаруженной на бумажке звездой или свастикой − составляли две команды («русских» и «немцев»). Кто какой «чин» заполучил, «противнику» не говорили. Затем все разбегались в разные стороны по разным дворам и по прошествии небольшого времени принимались поодиночке искать одного из «врагов».

При встрече следовало заорать: «Сражаюсь!» и дотронуться до «противника». После этого оба являли друг другу (точнее, враг врагу) свои бумажные «чины». Чей чин был выше, тот и брал верх. Побежденный выбывал из игры (отправлялся «в плен» к месту начала игры), а победитель с удвоенным рвением продолжал «военные действия». При равных «чинах» побеждал тот, кто первым дотронулся до «врага» с криком «Сражаюсь!». Ежели равные по чинам противники вопили и хватали друг друга одновременно, то расходились ни с чем. Игра кончалась после того, как был пленен чей-нибудь «солдат». Поэтому главной задачей «солдата» обеих «армий» (как самого младшего по званию) было прятаться и удирать от всех быстрее зайца. Ясное дело, опознать, старше тебя «чином» враг или младше, было практически невозможно, приходилось полагаться на воинскую смекалку и удачу. Помню, мой сосед по дому Вова Елькин (по прозвищу Еля) потешался, вспоминая, как представительница «вражеской армии» Надя Малыгина, тоже наша соседка, будучи «генералом», драпала от него, «солдата», а он ее по своему незнанию преследовал… Общее число «чинов» зависело от числа играющих. Обычно хватало солдата, лейтенанта, полковника, генерала и генералиссимуса (на две «армии» по пять человек). При необходимости добавлялись сержант, капитан, майор, маршал и т.д.

Никакого «вооружения» при этом не требовалось, хотя некоторые любители военной амуниции таскали с собой игрушечные черные железные пистолеты («пистики», как их называли на «дворовом» языке), невзрачные, но исправно производившиеся нашей промышленностью и лежавшие на прилавках «Детского мира». Из иного игрушечного «вооружения» обычно во дворах водились столь же непримечательные по своей внешности черные железные «автоматы» (видимо, какая-то неудачная пародия на немецкие автоматы военных времен). Более редким явлением были игрушечные деревянные (либо деревянно-металлические) автоматы, смахивавшие на советское оружие времен Великой Отечественной, и двуствольные либо одноствольные ружьишки, как правило, привозившиеся родителями из каких-нибудь поездок. Помнится, появление у меня ярко-красного пластмассового «револьвера» в кобуре, привезенного отцом из столицы нашей Родины, вызвало немалый ажиотаж среди дошколят и младших школьников, к коим я тогда и принадлежал. Ну а уж привезенные чуть позже из-за рубежа «кольт» и «смит-вессон», казавшиеся нам «практически настоящими», вызвали настоящий фурор. В общем, поколение, подраставшее на улицах Юхнина, Орджоникидзе и соседних с ними в 60-е − начале 70-х, по примеру отцов и дедов было готово дать свой ответ Чемберлену, да и не только ему.