Тюленья шкура (Литературная газета)

Олег Уляшев

Родился в 1964 году в селе Вольдино Усть-Куломского района Коми АССР. Окончил Сыктывкарский государственный университет. Работает в Институте языка, литературы и истории Коми научного центра Уральского отделения РАН. Автор нескольких книг. Пишет в разных жанрах на коми и русском языках. Член Союза писателей России. Лауреат Государственной премии Республики Коми в области искусства, главной премии в номинации «Малая проза» общества М. Кастрена (Финляндия), премии родственных народов в категории художественных прозаических произведений (Эстония).

Эх, нет времени лучше весны. Весна и скотину, и природу оживляет-освещает. Солнце уже сильно припекает стриженную наголо макушку. Ветерок мягкий, как Буско, облизывает лицо, только не царапает шершавым языком. Во дворе, на приоткрывшейся травке синеют лужицы с хлопьями подтаявшего снега. Эх, хорошо по луже пробежаться босиком, по мякоти снежной, а потом встать на раскалённые доски крыльца… Сдвигаешься с промокших пятен, а за тобой следы тают, будто кто-то невидимый тряпочкой вытирает.

Брат-Витька говорит, что под черёмухой снег гниёт. Пятилетнего Ваньку не обманешь: пошёл, сидя на корточках долго нюхал. Не обманул брат: точно гнилью пахнет. Интересно, если посолить, будет портиться? И ещё чем-то горьким пахнет. Но горечь, видно, от черёмуховых корней. Как лосятина. Второй год, правда, лосятины не видели: отец у Ваньки воюет, у брата-Витьки, наверно, и не было отца. Тётка-Наталь, тётка-Паладь и мать стрелять не умеют: глаз, мол, не закрывается. А спят почему-то с закрытыми глазами. Нарочно смотрел. Может буханья боятся просто, только признаться стыдно?

На праздники щи с мясом варили. Никому досыта не досталось. Тётка-Наталь мяса мало положила, надо, говорит, на второй раз оставить. А вот если брюхо туго-натуго набить, может, неделю можно не есть. А то из-за стола встаёшь, и уже забыл, ел ли. Шея, мол, у Ваньки скоро оборвётся. Врут, наверно. Если бы обрывалась, давно бы помер. У овец вон как отрежут, так и помирают. А сестре Свете вчера ещё по руке ложкой досталось: большая, мол, уже, руками не хватай. А что там хватать? Одну картофелину взяла, с того не убудет. Вот подрастёт брат-Витька, пойдут в лес, на охоту. В деревне промысла никакого, разве что мышей ловить. А потом река вскроется, будут рыбачить: хариусов бочку засолят. Надо бы матери сказать, чтобы под капелью бочку не гноили. Отец вернётся, удивится: это, мол, у вас кормилец уже. Старое ружьё Ваньке отдаст. Втроём пойдут лося бить, много можно будет мяса принести. Отец сильней всех, принесёт.

Только не идёт с войны отец. Бегают, наверно, гитлеры. Отец стреляет хорошо, если бы не бегали, давно бы всех перестрелял. Или в танк спрятались. Если бы дедушку с собой взял, давно бы уже окружили, но не пошёл дедушка. А потом и с голоду помер. Лица дедушкиного Ванька хорошо уже не помнит. Помнит только, что на печке широченный старик сидит и к себе Ваньку подзывает: «Ох, Ванюк, Ванюк, никого так не жаль. Одного тебя жалею. Одни кости остались. Накормить не могу, дай хоть силушку дам». Потом обнимет и заплачет. Бородкой стриженую голову щекочет, а бородка мокрая. Как силу отдал, так и помер. Как-то бабы завопили: самый, мол, сильный в деревне мужик был, да вот голод убил, а потом на Чудской холм отвезли. Ванька тогда спросил, когда вернётся, а мать сказала, что не придёт, там решил остаться. Потом на могилу ходили. Детям по картофельной шаньге досталось. Нашли где-то ржаной муки…

Сегодня холодней вчерашнего. Доски на крыльце холодные, босиком не бегается. Сестра в школе, матери на работе. Витька и Ванька сначала поиграли в войну, но надоело: вдвоём скучно играть, да и есть хочется. Сухарик хоть какой-нибудь искали, не нашли. С клети сушёную рябину, припасённую для приманки рябцам, давно уже всю съели. Но всё казалось, что в укромном уголке ещё что-то осталось. Постепенно ноги будто сами по взвозу потащили на клеть. В полутьме долго ползали на четвереньках, но с пола подобрали только три почерневшие ягодки. Витька на год старше, две ягодки отдал Ваньке: я, мол, уже большой, а тебе расти надо. Но Ваньке всё равно хотелось есть.

С клети поднялись на чердак: может, хоть в каком-нибудь туеске ячменное зёрнышко или в лукошке щепотка муки найдётся… Если бы знали, что голодать придётся, в каждый уголок бы сухарей напихали заранее. На чердаке ничего не нашли. Пошли уже к лазу, но Ванька вдруг споткнулся обо что-то и чуть вниз репкой не полетел в клеть. Витька пнул это что-то, похожее на плашку. «Что такое?» Ванька царапнул ногтем пыль с плашки: «Не знаю, что-то просмоленное». «А-а! Я знаю! Это дедушка Карп откуда-то привозил, когда матросил. Шкура какая-то, может, и водяного». Витька сбросил плашку вниз. Плашка стукнулась об пол клети. «Зачем тебе?» – спросил Ванька. «Прыгай, сейчас пожарим».

Нашли сковородку. Вынесли на улицу. Витька растопил железную печку за банькой, потом сел и, по-взрослому свернув цигарку, задымил. Разок мать, правда, настучала уже по башке за это, но сейчас никого рядом не было, курить можно было смело. Ванька, хоть и пять лет всего, никому не скажет. Это же позор на весь мир, если отец воюет, а сын предатель. Не гитлер же, какой-то. Труба гудела, дым валил вверх, в сковородке сипела вода, залитая вместо масла. Воду добавляли раз пять, но через какое-то время она чернела и выкипала. Братья глотали слюни. Под рёбрами кололо всё сильней. Витька беспрерывно тыкал палочкой куски шкуры, не стала ли мягче.

Стемнело. Матери на работе. Света, видно, со школы пошла в хранилище картошку перебирать. Ваньке не терпелось: «Ну как?» «Счас, проверим. – Витька ткнул палкой. – Мягкое, пойдёт». Сковородку занесли в дом. Витька на хлебной доске порезал шкуру на мелкие кусочки ножом из старой косы для колки лучины. Мелко-мелко, чтобы кусать легче было. Но шкура была ещё жёсткая. Ванька взял кусочек. Обжёг руки. Не бросил. Сели за стол. Стали жевать до боли в челюстях. До ломоты. Чёрную полуобгоревшую, полусклизкую шкуру. Решили дожарить дома, прямо на железной печке. Растопили. Порезали тоненькими полосочками. Разложили. Полосочки шкуры ёжились, морщились, потрескивали, но мягче никак не хотели становиться. Пожевав как попало, Ванька с Витькой заглатывали обугленные кусочки. Кусочки застревали в зубах. Смола залепляла нёбо.

Дом пропитывался вкусным дегтярным духом.

Перевод автора

Источник: http://lgz.ru/article/-40-6616-11-10-2017/tyulenya-shkura/