Правила жизни семьи Жеребцовых: «Все сложилось естественным образом, и, оборачиваясь назад, я понимаю, что по-другому и не могло быть» (Мой Сыктывкар)
Семья Жеребцовых – это три поколения увлеченных ученых-историков, настоящая династия, известная далеко за пределами республики. Проект «Правила жизни» никак не мог обойти вниманием эту одаренную семью. Шутка ли, на сегодняшний день один доктор исторических наук и два кандидата исторических наук на одну семейную единицу.
Встретились, чтобы пообщаться и узнать о правилах жизни семьи, в кабинете директора Института языка, литературы и истории Коми научного центра, доктора истор. н. Игоря Любомировича Жеребцова, непосредственно с ним, его супругой, тоже историком, Лидией Сергеевной и их старшей дочерью, кандидатом истор. н. Ириной Лейман. Тут никак не обойтись без регалий, хотя далее разговор пойдет больше о семейных ценностях.
Висящий в кабинете над столом большой портрет кандидата истор. н. Любомира Николаевича Жеребцова (кисти Энгельса Козлова, большого друга семьи) создавал эффект его незримого присутствия.
– Жеребцовы столько сделали для изучения истории республики, что даже если бы был доступ исключительно к вашим трудам, все же оставалась бы возможность на высоком уровне получить представление об основных исторических процессах. С чего все начиналось: откуда ваш род, и, собственно, историки.
И.Л. – Историки пошли с моего отца. Хотя Любомир Николаевич сначала поступал на физмат: его отговорили поступать на исторический факультет, мол, не мужское это дело, все парни на физмат идут. Но через полгода история «победила», и он сам сбежал на истфак нашего пединститута. Сам он городской, предки наши по его линии жили в Сыктывкаре с конца 16 века. Матушка моя была филологом, сестра старшая тоже пошла по линии филологической, а я – по стопам отца.
В детстве как-то меня родители спросили, кем я хочу стать, и я ответил, что хочу быть шофером – здорово целый день кататься на машине. Батюшка рассмеялся, дал какую-то книжку почитать: не то «Грозный всадник», не то «Ивашка бежит за конем», – что-то созвучное фамилии. Я увлекся чтением, и всё само собой сложилось. Отец никогда не говорил, что я должен стать историком.
– Какие у вас остались детские воспоминания об отце и его увлечении историей. Что послужило вдохновляющим примером.
И.Л. – Обычно в школе давали писать сочинение на тему «Человек, на которого я хочу быть похожим». Писали кто про Павку Корчагина, кто про Штирлица, я написал про своего отца. Это было классе в 7-ом. Смотрел я на него с уважением, интересом и любил общаться. Когда подрос, книжки мы любили читать почти одинаковые.
Моему выбору располагала сама атмосфера в доме. К отцу часто приходили друзья – учёные Яков Николаевич Безносиков, Юрий Васильевич Гагарин, беседовали за чашкой чая, спорили, дискутировали, и я помню, было так интересно их слушать, хотя большую часть разговора не понимал. Было видно, что люди увлеченные, и хотелось больше узнать о предмете их научного диспута. У каждого был свой взгляд на события, который они были готовы доказывать, но, что очень важно (это я понимаю задним числом), они были готовы и слушать. Обычно, Гагарин и Безносиков остро между собой пикировались, а Любомир Николаевич, как правило, занимал центральную позицию, часто повторял, что истина где-то посередине. Он придерживался этого правила и в науке, и во взаимоотношениях между людьми.
Отец часто ездил в этнографические экспедиции, достаточно длительные, по нескольку недель, и мне нравилось ждать его возвращения. Вот он приезжал, начинал рассказывать подробности, и мир сразу менялся, становился ярче. Так одна из памятных экспедиций была в Ижму к оленеводам. Отец красочно описывал их образ жизни, показывал множество фотографий. Он сам неплохо фотографировал и печатал снимки. Другие яркие воспоминания – об экспедициях отца в Сибирь (к потомкам коми, которые переселились туда 150 и больше лет назад) и на Кольский полуостров. Рассказывал доступно и увлекательно. Что интересно, мне никогда не хотелось ехать туда самому, хотя в одной экспедиции с отцом всё-таки побывал (еще школьником). Я человек достаточно домашний (хотя езжу часто и в разные места), и для меня самое интересное в поездках до сих пор – это возвращение домой.
Пока отец был в отъезде, мы переписывались. В семье была традиция писать друг другу письма. Из его писем я узнавал самые интересные моменты экспедиции.
– Представляю, насколько эти рассказы и фото расширяли сознание. Ведь мир в то время был достаточно закрыт, возможности куда-то съездить особо не представлялось. Как правило, «путешествовали» посредством книг. Видимо, во многом это отразилось на выборе вашей профессии.
И.Л. – Тяга к общению, к тому, чтобы кого-то послушать, что-то прочитать, – всё вело к выбору профессии. Классу к 8-ому и учителя, и приятели мне начали говорить, что, конечно, ты будешь поступать на исторический. Хотя в таком юном возрасте я даже не задумывался о выборе жизненного пути. Я себя к этому не готовил, и мой отец меня к этому не готовил. То есть может и готовил, только я этого не замечал. Все сложилась естественным образом, и, оборачиваясь назад, я понимаю, что по-другому и не могло быть.
Л.С. – Во время вступительных экзаменов ему все же предлагали (впрочем, безуспешно) перейти на филологический: сочинение на свободную тему написал на две пятерки, что случалось нечасто.
И.Л. – В университете с первого курса я почувствовал себя очень комфортно. Слава богу, не надо было изучать химию, физику и прочие точные науки. И вообще, считаю, что во время обучения студент не должен заниматься только наукой, должно оставаться время для всего. Студенческое время, конечно, самое беззаботное. Не скажу, что самое интересное и самое лучшее, потому что для меня каждый год самый лучший. Но вспоминается оно особо. Это наше знакомство с Лидочкой, мы в одной группе учились. Новый круг общения, дружим до сих пор. Это наша свадьба, рождение нашей семьи.
Л.С. – Иришка на пятом курсе родилась. Второй или третий ребенок, рожденный на курсе. С колясками на экзамен приходили.
– На каком курсе вы сыграли свадьбу?
Л.С. – В конце второго курса. В Ильин день. Дождь шел. У нас столько родственников, друзей, что родители на семейном совете решили праздновать в «Вычегде» (столичный ресторан – прим. ред.). Свадьба была молодежная, веселая, шумная – в основном, одноклассники, однокурсники. У нас курс был очень веселый, талантливый, творческий. Что только не сочинялось, не придумывалось и не сотворялось…
И.Л. – Только один из этих творческих людей засветил все фотопленки со свадебного торжества. (Смеются.)
Л.С. – Когда дружили, Игорь носил волосы до плеч. Мама его два раза в год подстригала. У Игоря были брюки с бахромой по шву, шляпа. И у меня волосы были длинные. Носила брюки и тоже шляпу. Так ходили по улицам и привлекали всеобщее внимание.
– Расскажите, пожалуйста, немного про тот период, когда вы творили под псевдонимом Ибн Саид. И почему Саид?
И.Л. – Прозвище приклеилось случайно. Хотя опять же благодаря отцу. Он ездил в турпоездку в Египет, Сирию и Иорданию, и привез «арафатку» – арабский головной убор, состоящий из платка с обручем. Когда после первого курса поехали в археологическую экспедицию, я его взял с собой, надел, спасаясь от комаров, и наш однокурсник и большой друг Витя Пискунов, изрёк: «Саид». Когда начал подписывать этим псевдонимом свои опусы, то добавил первую букву своего имени – И. Саид. А потом стали расшифровывать уже как Ибн Саид.
Все опусы – и поэтические, и проза – относились к концу школы и к первому курсу университета. Позже все было опубликовано в отдельном сборнике.
На первом курсе перешел на прозу. Например, на одной странице – манифест «В защиту крымских татар», на другой – манифест «Против национализма крымских татар». Пускал по рядам для сбора подписей, и все подписывались почему-то под обоими манифестами. Среди прочих был манифест «Женщина, вернись на кухню».
Л.С. – Я про себя подумала, ага, вот, значит, как. Таких я еще не видела. Ну, ладно, посмотрим.
– Это зацепило?
Л.С. – Очень. «Женщина, твоё место на кухне», прочие дела… С этого все и началось.
– Показали, где место женщине?
И.Л. – С тех пор мы готовим вместе. (Смеются)
Л.С. – И правда, мы всегда готовим наши фирменные блюда в четыре руки на кухне.
– Видимо, все же манифест не сработал, поскольку вы более 20 лет преподавали историю в школе.
Л.С. – Да, и это было замечательное время, время открытий, познания нового. Работала в дружном творческом коллективе, с педагогами-новаторами, увлеченными людьми. Подготовка к урокам занимала много времени, поскольку появилось много новой интересной литературы.
И.Л. – До сих пор её ученики, при встрече на улице, бросаются к ней с объятиями.
Л.С. – Как Иришка сказала: «Да, мам, запомнили тебя под лампой со спины».
И.И. – Помню, как мама вечерами общалась с родителями своих учеников.
Л.С. – Общение по телефону с родителями я называла в шутку второй сменой. Но это тоже часть профессии.
– А у вас, Игорь Любомирович, как складывался профессиональный путь?
И.Л. – После окончания университета я поступил в аспирантуру, и меня сразу же после зачисления забрали в армию. Правда, всего на полгода, потому что я был годен к службе только одним глазом. (Смеется.) Еще в армии я написал реферат по философии к экзамену по кандидатскому минимуму. После возвращения учился в заочной аспирантуре, работал старшим лаборантом. Слава богу, что у меня появилась возможность заниматься именно наукой. В 1987 году я защитил кандидатскую, в 1998 году – докторскую диссертацию. Так оно и идет, потихонечку. Один мой знакомый как-то спрашивал, зачем, мол, докторскую защитил? А я отшутился, что исключительно для того, чтобы меня перестали спрашивать о том, когда, наконец, станешь доктором наук.
– В чем была роль Любомира Николаевича после того, как вы уже начали заниматься научной работой? В помощи при выборе научных тем, в советах…
И.Л. – Я по тогдашним правилам не мог под руководством отца работать, трудился в секторе историков, у Василия Николаевича Давыдова. И когда меня после университета на работу брали, Давыдов попросил отца принести мою дипломную работу. Посмотреть, что за «кота в мешке» суют. Посмотрел и остался вполне доволен. Работал я у Давыдова, но с Любомиром Николаевичем часто советовался, и, более того, моя первая работа вышла в свет во многом благодаря отцу. В то время с публикациями были большие сложности. Но как раз к финно-угорскому конгрессу 1985 года выпускали несколько сборников статей, и отец, пока я служил в армии, на основе моей дипломной работы написал статью и опубликовал её в соавторстве.
Несмотря на то, что он был этнографом, тема переселений ему была близка. Поскольку при Любомире Николаевиче шло становление профессиональной этнографии в 1950-1960-е годы, ему приходилось заниматься широким кругом проблем. Получается, что я продолжаю одну из тем, которые он начинал, но уже в более историческом аспекте.
Собственно говоря, Любомир Николаевич меня приохотил и к написанию заметок про населенные пункты, которые спустя годы были изданы в книге «Где ты живешь». Обычно ему приходили из газеты вопросы о том, что хотелось бы узнать, откуда взялось название моей деревни, или когда моё село появилось. Как-то папа сочинял дома небольшую статью и сказал: «Когда-нибудь и ты будешь этим заниматься». Тут же подумал и добавил: «А почему когда-нибудь? С этого момента это будешь делать ты». Так оно и пошло.
Л.С. – Мы эти публикации вырезали и вклеивали в толстую тетрадь большого формата. Она постепенно пухла, пухла, и собранная в ней информация в результате вылилась в популярную книгу «Где ты живешь», посвященную Любомиру Николаевичу, которая вышла тиражом в 2 тысячи экземпляров и была раскуплена за несколько дней.
– Насколько я знаю, ваша родословная идет с конца 16 века. Кто начал первым ею заниматься?
И.Л. – Если точнее, то с 1586 года, с первого упоминания об Усть-Сысоле. Вести начал я, отец хотел этим заниматься, но не успел. Он мне что-то рассказывал, сестра моя пыталась собирать какие-то данные о нынешних родственниках. Правда, я только одну линию проследил, отцовскую, по усть-сысольскому деду, который стоял у истоков развития физкультурного движения в Коми. Надо бы искать и по бабушке, отцовской матери, которая была из семьи священников. У меня все спрашивают, почему имя такое дали отцу – Любомир. Обычно отвечаю, что тут ничего удивительного нет, если его маму звали Серафима Аполлоновна. А второй мой дед был с Верхней Салды, с Урала. Бабушка по материнской линии – из семьи шошкинских крестьян.
