На территории Коми более тысячи археологических памятников, но большинство из них до сих пор не изучено (Трибуна)
В 2017-м коми археология отметила 60-летие. Игорь Орестович Васкул, замдиректора Института языка, литературы и истории Коми научного центра УрО РАН, – ее ровесник. Недавно он вернулся из Салехарда, где прошла первая международная конференция «Археология Арктики».
— Игорь Орестович, похоже, Арктика сегодня – самая актуальная тема.
— Мне больше нравится работать в лесной зоне, тут можно посидеть у костра, нет такого ветра. Но, конечно, Арктика — это сегодня наше все. Программа по ее развитию принята, и все хотят с нее что-то поиметь. Поскольку все ветки газо- и нефтепроводов идут по земле, то они могут разрушить археологические памятники, находящиеся в зоне строительства. Кроме того, они проходят через земли традиционного природопользования коренных народов, влияя на их хозяйство. Задача археологов – проводить экспертизу. Причем наряду с археологической, считаю, должна быть и этнологическая. А то ведь, помните, разлив нефти на Колве и причиненный им ущерб? Слава Богу, сейчас есть общественные слушания, и можно как-то влиять на ситуацию.
— После заметки о конференции в Салехарде на сайте БНК появился комментарий, что все исследования по Арктике якобы до сих пор засекречены. Только на Новой Земле, мол, обнаружены семь древнейших городов, а ученые об этом ни гу-гу.
— Я не слышал об этом. Что такое городища? Они возникают довольно поздно, когда есть необходимость отгородить себя и свое имущество от внешних посягательств. Конечно, на Новой Земле есть археологические памятники, но о городищах речи не идет. Для ученых Арктика важна с точки зрения адаптации человека. Когда эта адаптация началась, зачем люди сюда приходили? Понятно, что раньше это была кормовая территория, сюда добирались в погоне за мамонтом. Следующий этап — появление постоянного населения.
— Сейчас еще важно знать, были это русичи или какие-то другие племена.
— Один из моих учителей в археологии Валерий Петрович Петренко в свое время написал песенку, в которой есть такая строчка: «Кто там жил, славяне или финны, в паспорт не писали северяне». И так – от освоения к заселению. И тут мы сразу вспоминаем Пустозерск, городища возле поселка Новый Бор в Усть-Цилемском районе и под Нарьян-Маром. Ученые считают, что это были племенные центры населения. Кто были эти люди? Печера, югра, самоядь.
— Самоядь — это ненцы, а кто такие печера?
— По поводу того, кто есть печера, и сегодня идут дискуссии. Даже название реки Печора разное у финно-угорских народов, проживающих в ее бассейне. Тут и саамы, и пермяки, и ненцы. Блаженная Гиперборея. Помните, впервые про далекий Север пишет еще Геродот? Страна, где полгода ночь, полгода – день, где летают белые перья.
Поле непаханое
— Как вы считаете, профессия археолога будет вечной?
— Ничего вечного не бывает. Но смотря что понимать под археологией.
— Историк работает с документами, а археолог…
— …отдыхает на природе за счет государства. Шучу. Для меня лично археология — это образ жизни. Как наука археология не отомрет никогда, поскольку всегда будет ставиться задача найти то, чего ты не можешь найти в архивах. Профессия не отомрет, но романтика из нее уходит. Будут меняться методы работы. Появятся технологии, которые позволят «читать» сквозь землю. Впрочем, археологи всегда работали в содружестве с физиками, химиками, ботаниками, антропологами.
— Сегодня средний возраст наших археологов — за 50.
— Кадровая проблема есть. В подразделении классической археологии ИЯЛИ я самый молодой. Но проблема в другом. Если в советское время много внимания уделялось академической тематике, то сегодня на первый план выходит промышленная археология.
— Археологов возьмут в штат Газпрома? Но это же явный конфликт интересов.
— Ну есть же федеральный закон о закупках. Кроме того, готовится проект нового закона о науке, там везде заложен конкурентный способ распределения средств. Бюджетное финансирование сокращается, и, честно сказать, ИЯЛИ сегодня получает дополнительное финансирование в основном за счет исследований археологов, работающих на нефте-, газопроводах.
— Помочь на раскопках могут студенты.
— У них практика всего две недели: это приехать и уехать. В СГУ археологической подготовки уже давно нет, сетку часов сильно урезали. Надо приглашать для работы в республике выпускников других вузов.
— И чем мы можем их привлечь?
— У нас тут поле непаханое. В республике более 1200 памятников, из них изучена, дай Бог, треть. В советское время у меня была идея через СГУ подготовить ребят и рассадить их по местным музеям, чтобы они собирали информацию, помогали готовить экспедиции, но советское время минуло, и мы имеем то, что имеем. Археология в Коми находится в стадии «великих географических открытий».
— В Якутии «откопали» целого мамонтенка, на Ямале нашли женские мумии. А что у нас мы можем найти, еще 20 тысяч черепков?
— Ну, во-первых, попробуйте их собрать. А во-вторых, есть разные виды археологических памятников, которые несут разную информацию. Наиболее продуктивно у нас представлен период X-XIV веков, или Перми Вычегодской. По остальным периодам — да, пока только стоянки, а на них — кремни и глиняные черепки. Но есть также яркое пятно в коми археологии — это кургано-грунтовые могильники эпохи Великого переселения народов. Вот там-то есть и оружие, и золото, и серебро, и художественные изделия. Кто были эти кочевники? Есть разные точки зрения. Науки без фантазии не бывает.
Власть и деньги
— Каковы итоги этого полевого сезона?
— Я в экспедиции не ездил, а коллеги работали в трех пунктах. Александр Волокитин ездил на Ижму копать мезолит. Анастасия Белицкая под Подтыбком — поселение железного века. Виктор Карманов работал под Седкыркещем, там Вычегда «съедает» поселок эпохи энеолита, они спасали от разрушения жилища древних людей.
— Вас приглашают в другие регионы?
— Зовут каждый год и в Пермский край, и в Салехард. На Ямале, кстати, есть замечательный археологический памятник, который называется Усть-Полуйское городище. Это памятник значения ЮНЕСКО. Вокруг него и возник целый научный центр по изучению Арктики, сотрудники которого ведут регулярные исследования на полуострове.
— На Ямале лучше финансирование?
— Там лучше отношение власти. Это яркий пример, как власти готовы вкладывать деньги, понимая, что такое бренд. Такое отношение я встречал еще в Татарстане, где археология, по-моему, вообще возведена в ранг национальной идеи. И в Ханты-Мансийске к культуре коренных народов власти относятся по-другому. Почему в Коми не так — для меня не объяснимо.
Крым не люблю
— Расскажите про вашу семью.
— Дочь — главное событие в моей жизни. Она работает в Пушкинском доме в Санкт-Петербурге, «древник» по образованию, катается по русскому Северу. Папе на будущий год 90 лет. Он живет в Киеве, я езжу к нему по два раза в год. Хочу сделать вид на жительство, чтобы ездить было легче, поскольку из-за сложных взаимоотношений двух наших великих держав уже говорят о том, чтобы ввести для россиян биометрические визы.
— Вы говорите с отцом о политике?
— Нет, я стараюсь его не расстраивать: у него свои взгляды, у меня – свои. Хотят идти в Европу, пусть идут, флаг им в руки. Это их выбор. У нас есть общие темы, например, футбол. Включаем спортивный телеканал и замечательно проводим время. Если спросят на улице: «Крым наш?». Отвечу: «Да, Крым наш». Хотя я Крым не люблю. Был там два-три раза, и мне не понравилось.
— Интересно. А с профессиональной точки зрения?
— Тогда — конечно, это же античность! Но я — финно-угрист. Занимаюсь периодом, одновременным античности в финно-угорской археологии. Понятно, что у нас нет храмов Аполлона, но у нас есть много других интересных вещей. Тот же знаменитый Шиховской могильник под Усть-Цильмой, который вызвал шок в советской археологии.
«Железное» кладбище
— У каждого археолога должна быть своя Троя. Ваша Троя — это Шиховской могильник?
— Нет, во-первых, потому что нашел это место Вячеслав Канивец еще в 1967 году, просто он не смог тогда его интерпретировать. Мы с ребятами-практикантами открыли могильник в
1993-м. Когда я вернулся, то сказал коллеге Элеоноре Анатольевне Савельевой, что теперь могу спокойно уходить на пенсию.
— В чем его уникальность?
— Это единственное кладбище в северотаежной зоне Восточной Европы от Урала до Финляндии, относящееся к раннему железному веку (V-III века до н.э.). Оно расположено в нескольких километрах от деревни Гарево. По результатам раскопок мы смогли реконструировать древний погребальный обряд северян. Большинство трупов было сожжено, причем кремация проводилась в стороне от могил. Подобный обряд был у предков коми вплоть до принятия христианства в XIV веке.
— А чем вы заняты сегодня?
— Конкретно сейчас готовлю статью для шеститомного сборника «Археология Урала и Поволжья». Вернее, не готовлю, а мучаюсь. С моей точки зрения, наука — это постижение нового, а если не можешь добавить что-то новое, то у меня начинается ступор. Пересказ того, что было 20 лет назад — для меня это невыносимо. Но до 31 декабря я должен себя заставить сдать эти двадцать страниц текста с картинками.
Беседовала Лиля ВОВК
